Дивеево глазами паломника

Паломники, прибывающие на богомолье, наверняка знают слова батюшки Серафима о Дивеевских монахинях: "Кто заступится за них и поможет, изольётся на того велия милость Божия".
И уж конечно любой православный слышал: "Послушание превыше поста и молитвы! И не только не отказываться, но - бегом бежать нужно на него!"
Мы выехали в_ночь из Москвы и утру были уже в Дивееве. Оставили машину на стоянке, а сами поспешили в Троицкий храм - приложиться к мощам преподобного Серафима. Народу было очень много. Внутренние двери были закрыты, и мы, стоя на верхних ступенях лестницы, приготовились ждать. Тут раздался голос монахини, которая, ни к кому конкретно не обращаясь, сказала: "Братия, кто во славу Божию хочет потрудиться на Богородичной канавке?".
"Конечно, потрудиться для Бога можно, - малодушно подумал я, - но у нас так мало времени и так много дел: нужно поисповедаться, причаститься, побывать на источниках, сфотографироваться, набрать воды, освящённого маслица, взять батюшкиных сухариков, искупаться..."
Далее произошли события, которые научили меня лучше понимать то место в житии преподобной Марии Египетской, где неведомая сила не пускала её во храм. Слушая Великим постом в храме житие пустынницы или читая его дома, я считал, что неведомая сила, не пускавшая её во храм - это литературное иносказание, показывающее духовное внутреннее борение грешницы. Теперь я понял: это была не метафора, а реальность.
Приложившись к мощам преподобного Серафима, я пошёл на исповедь к священнику. Вот, кажется, уже моя очередь подходит, но в последнюю минуту то бабулька немощная подойдёт вперёд меня, то монахиня, то отрока болящего в коляске подвезут. Какая-то сила отпихивает меня от священника. Очередь исповедников движется вперёд, а я - назад.Ранняя литургия закончилась. Не беда. Я пошёл на позднюю. Очередь идёт, а я топчусь на месте. Так и не смог подойти к священнику на исповедь.
Дождался вечерни. Исповедаться опять не удалось - богомольцы, прибывающие огромными автобусами, действуют чётко и слаженно - чужаков оттирают назад крепкими плечами и острыми локтями. День завершился крестным ходом по Богородичной канавке с чётками. "Здесь тебе и Иерусалим, и Афон, и Киев!" - говорил батюшка Серафим.
И на вторые сутки мне также не удалось исповедаться. К исходу дня моё беспокойство достигло известных пределов, и я, в разговоре с матушкой Зинаидой, которая размещала нас в гостинице, пожаловался, что за два дня пребывания в Дивееве так и не исповедался и не причастился, а завтра нужно уезжать в Москву. Матушка внимательно на меня посмотрела и сказала: "Помолимся. Завтра причастишься". Я же, маловерный, остался недоволен таким ответом, не слишком полагаясь на силу молитвы. Вот если бы за руку подвела! Настал третий день моего пребывания в Дивеево.
Утром на ранней литургии я стоял среди паломников как фарисей среди мытарей и ждал начала исповеди, не очень-то рассчитывая на успех. Однако результат превзошёл самые смелые мои ожидания: отпустив двух или трёх исповедавшихся, батюшка внимательно оглядел нашу плотную толпу и. словно натолкнувшись взглядом на меня, поманил к себе пальцем. Не веря сам себе, я несколько раз так же жестом переспросил священника: "Точно ли я?"
Покрыв меня епитрахилью, батюшка долго наставлял на путь спасения, прижигая мои язвы огненными глаголами. Первый раз в жизни я так глубоко, со слезами, исповедовался. Наконец, батюшка отпустил мне грехи, благословил, и поцеловал в щёку со словами: "Помочь тебе возможно. Молись".
Отойдя в сторонку и оказавшись почти напротив иконы Божией Матери "Умиление", я долго не мог прийти в себя, стыдясь своих слез. Именно тогда я многое понял и, как принято говорить, прозрел... Понял, зачем мы молимся Богородице: "Струю давай мне слезам, Пречистая, души моея скверну очищающи". Из храма я выходил другим человеком. Хотелось любить и обнимать весь мир. И когда монахиня на выходе остановила меня и попросила перетащить стопки книг и икон наверх, радости моей не было предела - я бегом, как угорелый, принялся таскать поклажу. Монахини заметили моё рвение и дали мне награду - сухарики, освящённые в чугунке батюшки Серафима.